Творчество > Днём было очнь жарко... 

Сочинение такое: "что вижу, то и пишу (чукотская песня в бумажном варианте)".

Перерыв на работе. Вспомнилось то приятное, что было в жизни. Неужели так мало этого или забывается безвозвратно... Но всё равно, есть что и приятно вспомнить.
Вот, например:
Мой дорогой шэф (многие его боятся, но все, безусловно, уважают), зная, что не положено вновь устроившемуся на работу до истечения 11 мес (до сих пор совковые настроения в кадрах) просить отпуск, к тому же отпуск мне дадут деньгами (я незаменим), но видя, что начинаю зашиваться;
вообщем, устроил мне неделю командировки на Байкале - без определенного командировочного задания, без напарников - собутыльников... вообщем, без заморочек, способных испортить   (и - портящих) жизнь командировочного.
Слава ему!, моему дорогому директору.
И целую неделю (!) я жил в своё удовольствие. Один (без шнурков в стакане), с многотысячными командировочными деньгами в кармашке. Я мог пустить пылищу в глаза местных дев, я обедал в ресторанах, вообщем жил. Неделю.
Однажды (первая ночь в гостинице) около 23-00 (по местному, Москва ещё и гулять не начинала) по телефону мне предложили познакомиться с провинциальной, но опытной барышней. 1000 руб/час. Я отказался. А сосед (номер за стенкой) - согласился. Как я ворочался в постеле, слыша эти ритмические звуки за стеной - ни один покойник так не ворочался в своём гробу.
Я многое передумал за это время, и многое понял. В следующую ночь я согласился на знакомство. Да. И не пожалел. Деньги ушли, конечно же, - это утекает всегда как вода (надо сразу сказать, что в командировошную смету я уложился абсолютно без напряга), но это разве деньги? По сравнению с тем, что я получил..! Где уж тут фригидным столичным барышням, отрабатывающим как буд-то повинность в качестве бревна. Это был огонь. Нет лава ("вулкан страстей").
Своей девушке я по приезде, конечно же, рассказывать не стал. Но выглядеть она стала абсолютно невыгодно в моих глазах. При том внимании, средствах, которые на нее уходят, могла бы и порезвее...
Вообщем, хорошо там на Байкале.

> Форка [6]   (17.07.06 03:04)
> Неужели кому-то может нравится этот бред?
Мне

> а   я думал что ты меня старше=)

Почему это ты так думал?)))

- Как хорошо, что ты приехала! – радостно закричал Пашка, когда я подошла к школе. Я засмеялась и чмокнула его в щёку. Мы направились к толпе, обосновавшейся у чёрного хода. У меня в голове летали различные мысли. Я уже совсем взрослая, через месяц я иду в восьмой класс. У меня в комнате нашёлся очаровательный медведь – подарок от папы. Мама обещала, что купит мне новую юбку, ту самую, с красно-чёрными разводами и золотым шитьём. И рядом со мной шагает Паня – моя тайная влюблённость. Не жизнь, а сказка. После двух дней дороги из Беларуси в Мурманск я наслаждалась прогулкой. Вот и куча моих друзей. Все безумно рады меня видеть, мы смеёмся вместе, рассказываем, кто как отдохнул летом. Хоть и июль на дворе, но северное лето – совсем не то, что в средней полосе. Суровее, короче. На стадионе несколько ребят пинают мяч, делая вид, что они будущие Онопко, Рональдо и Бэкхемы. На воротах стоит тощий мальчонка. По моему, он учится в пятом классе…то есть уже в 6-м…В голове оживает воспоминание. Вот мы играем в футбол в спортзале. А на воротах мой сосед по парте и хороший друг – Артёмка Камеко. Он не пропускает ни одного мяча, ловко спасает ситуацию. Я играю в защите и периодически мы обмениваемся шутками. Повернувшись к своим, я поинтересовалась, тут ли Тёмыч. Мне сразу не понравилось, что все отвели взгляд. Только Паня смотрел на меня растерянными серыми глазами и глупо улыбался.
- Что-то не так? – я боролась с нараставшей тревогой.
- Ир…ты разве не знаешь? – Паня смущённо сел рядом со мной на ступеньках чёрного хода.
- Откуда? Я же только сегодня утром приехала…Что такое?
- Тёма утонул месяц назад…Прости…
Я не поняла. Я сидела и не понимала. Как? Мой Тёма, человек,   с которым мы так ловко научились списывать на истории контрольные с учебника, тот самый Тёма, который на себе тащил меня в медпункт, когда я подвернула ногу, его больше нет? Бред. Абсурд. Паня сошёл с ума.
- Паша, что ты несёшь? – я попыталась придать голосу твёрдости, хоть предательские истеричные нотки уже проскальзывали.
- Его искали два дня…Пошёл купаться с друзьями на наших озёрах, нырнул и не всплыл… Месяц уже, как похоронили. Мне очень жаль.
Кто-то дал мне сигарету. Я тупо закурила и заплакала. Не так, как рыдают барышни в фильмах, с ломанием рук и рванием волос. Нет. Я просто скулила в Панино плечо, а в руке сжимала сигарету.
На следующий день я поехала на кладбище. Пышная могила, венки, цветы…14.03. 1990 – 24.06. 2003. 13 лет….13 лет жизни – всё, что ему было отведено. И поздно уже говорить ему, что он был замечательным, добрым, хорошим…поздно….
Я проснулась от резкого удара. Надо же, упала с тахты. Приподнявшись на локте я почувствовала, что у меня текут слёзы. Попыталась вспомнить, что случилось. Ах да…опять этот сон… Из разбитой об ножку стула губы сочилась кровь.   Я взяла со стола носовой платок и начала промакивать ранку. В свете фонарей на стене висела фотография. Два счастливых, улыбающихся человека. Совсем дети. Я и Тёма. Единственная его фотография…Всё, что осталось…За эту неделю Тёма снился три раза…А может больше, трудно сказать. Я бросила платок обратно на стол и пошла на кухню. В дверке холодильника нашёлся коньяк. Я глотнула прямо из горлышка и почувствовала, как обжигающе – тягучей волной прошлось по телу, слегка защипало губу. Вернувшись в кровать, я закрыла глаза и попробовала заснуть.

- Ирка, а как ты думаешь, что бывает после смерти?
- Тёмка, я не знаю. А почему ты спрашиваешь?
- Просто интересно. Каково это – умереть?
- Попробуешь – расскажешь. Не дури мне голову.
- Да, Ир. Если что, я тебе расскажу…Только ты потом расскажи всем. Чтобы не боялись.
- А ты не боишься?
- Боюсь. Ты уезжаешь, а я боюсь.
- Тёма, брось глупые мысли. Скоро 8-й класс, я приезжаю в конце июля. Не скучай и не забивай голову ерундой.
- Я буду тебя ждать…
- Жди…

грустно... но так нравится читать тебя...

> грустно... но так нравится читать тебя...

я пишу только тогда, когда это хоть кому-то нравится...

Значит, пиши :)
:flowers4:

Чайник наконец-то закипел. Я достала с полки кружку и насыпала в неё кофе. В сахарнице было пусто, пришлось лезть в коробочку с рафинадом, где оставалось ровно два кусочка. С лёгким бульканьем они ушли в чёрную жидкость. Вот и нельзя же мне пить крепкий кофе, но пью… Да и вообще пить нельзя…а тока вчера вечером мы присадили немерено водки. Повод был прозаичный – получение прав другом…то есть не другом…хотя нет, уже другом… Как однако быстро он стал просто очередным знакомым…А ведь когда-то …нет, хватит! Я встряхнула головой, отгоняя воспоминания, взяла кружку и начала размешивать горячую жидкость. Наверно, надо было сварить нормальный кофе…ах да, он же кончился, осталась только растворимая бурда. Я с унынием заглянула в холодильник. Не хватало только верёвочки с повесившейся на ней мышкой. Вот…опять идти в магазин…Мне реально стало лень. Я села к компу, попивая кофе и включила музыку. «…но я верю, что ты снова скажешь эти несколько слов…и тогда я готов оставить след на этом снегу…» Я машинально посмотрела наверх, где на стене висел плакат Виктора Цоя. «Сосны на морском берегу» - всё таки песня про любовь… Я фыркнула и отвернулась. На другой стене висела машина…
- Форка, у меня для тебя сюрприз.
- Какой?
- Я скажу, если ты меня поцелуешь.
- Я потом тебя обязательно поцелую. Не надо меня мучить ожиданием!
Перед моими глазами предстал плакат из журнала Тюнинг автомобилей.
- Ой…это Порш 911, Каррера, я такой в Турбо Форсаже видела…
- Ага. Я хотел найти Вайпера, или Эклипса, но нашёл только это….я же знаю, что ты сумасбродка – страстная любительница гонок и машинок модных!
- Ну почему сразу сумасбродка? Человеку свойственно что-то любить…или кого-то…
Зазвонил телефон, я от неожиданности пролила горячий кофе себе на ногу. Вот задумалась, аж из реальности выплыла…Ругаясь самыми закрученными матами я подняла трубку.
- Форка, привет! Я у тя вчера в сумочке забыл ключи от квартиры. Если ты уже проснулась, я забегу ща за ними….домой хочу…
- Ты что, всю ночь свои права замачивал?
- Нет….я хотел часа в два ночи идти домой, но…я подумал, чего я буду тебя будить из-за ключей? И пошёл дальше гудеть. Я ща буду.
В полном ступоре я положила трубку. Он ждал 11 часов утра, чтоб я выспалась? Ничего себе…забудь я у кого ключи, я бы наплевала на время и бесцеремонно забрала их, как только мне понадобилось бы. Зазвонил домофон. Я открыла и достала из сумочки ключи. Он стоял за дверью. Уставший, небритый, но в глазах была какая-то радость.
- Вот…- я протянула ему связку,- может ты хочешь кофе? Только у меня растворимый и без сахара.
- С удовольствием. Люблю чёрный кофе. Может, ты меня ещё чем покормишь?
- У меня нету ничего…мне лень идти в магазин, а сама я не голодная…как только захочу есть – тогда пойду… прости…
- Да не, ты как всегда, малая.
Он сел в моё кресло и начал прихлёбывать горячий кофе. Я – то знала прекрасно, что он был большим любителем настоящего, не растворимого кофе с сахаром, сливками, пеной и корицей. Зачем он врал мне, что ему нравилось? Я села на тахту и нахмурилась.
- Всё ещё хранишь этот плакат? – он указал взглядом на Порш.
- Да. Мне чертовски нравится эта машина.
- Я думала, тебе чертовски нравится, что это мой подарок.
- У меня много твоих подарков. Прости, мне скоро уходить надо.
Соврала. Он всё понял, допил кофе и вышел в коридор. Уже уходя он обернулся.
- А может начнём заново? Вспомни, нам же было хорошо вместе…И мне кажется, я всё ещё люблю тебя…
- Мне всё равно. Прости, боюсь ничего не получится. До свиданья.
- Пока…Ириш…ты если что… ну мало ли – передумаешь…ты звони…
Он спустился вниз и хлопнул дверью. Я вернулась в кресло и села. Я не позвоню ему. С таким трудом убитая любовь не должна вернуться в моё сердце.

:flowers:

- Да что вы! Склеропластика - элементарная операция! Только то пугает, что на глаза… Мы даём общий наркоз, надрезаем ткани, некоторые мышцы, вшиваем внутрь…
Я вышла в коридор. Мне было страшно. На стенах висели плакаты с разрезанными глазами, вокруг бродили люди с повязками на лицах. Я села на жёсткую лавку и закрыла глаза. Не хочу всё это видеть, слышать…я бы перестала дышать, чтоб не чувствовать этого отвратительного запаха. Больница…
Из кабинета вышел папа, за ним мама. Я смотрела на них, боясь задать интересующий меня вопрос. Они поняли. Мама фальшиво улыбнулась и сказала, что ничего страшного в этом нет…
- И вы отдаёте меня этим живодёрам?! Этим коновалам?! – я вскочила и истерично всхлипнула. В коридор на мой крик начали выползать растревоженные больные. Это болото проснулось и начало засасывать меня. Родители только виновато опустили глаза.
Неделей позже я сидела в палате на кровати и думала. Рядом на койках спали две дородные бабульки и девчушка Лена, которая была старше меня года на три. Я отвернулась к окну. Ночной Мурманск переливался огнями. Где-то вдали стояла ёлка. Из-за плохого зрения я могла различить только её форму. Внезапно я подумала, что та ёлка, что стоит на площади пяти углов, перед «Арктикой» - она в сто раз тусклее и меньше. Она просто стояла, веселя жителей и гостей города. А эта смутная ёлка, которая была видна из окна областной больницы – она дарила надежду. Я улыбнулась такой мысли и глянула на часы. Пять утра. Из-за полярной ночи без часов время точно не определить. Я вздохнула и попыталась заснуть.
В восемь утра пришла медсестра. Нам с Леной дали градусники. Я потянулась к стоящему на тумбочке стакану с соком, но мне сказали, что нельзя ни есть, ни пить.
- Дажё воду? - робко спросила я.
- Вообще ничего! – отрезала сестра и пошла дальше по палатам. Я отвернулась к стене и сжала зубы. Только не бояться, только не плакать.
Температура оказалась нормальной, я накинула поверх ночнушки халат и пошла вслед за пришедшей за мной медсестрой.
В маленькой комнатке стояла медицинская тахта и сидела толстая бабища в медицинском халате. Я осталась с ней один на один. Она оглядела меня с ног до головы и рявкнула:
- Ну чиво стала? Кольца – серёжки давай снимай!
- А зачем? – я послушно начала стягивать с дрожащих пальцев кольца.
- А вдруг у тибя сердце остановится? Надо ж будет откачивать. А там ток, у тебя ж полные уши железа, ещё аппарат испортим. Нельзя когда человек с металлом его откачивать.
Я мало что поняла из этой грубой речи, но подумала, что сейчас могу просто пойти назад, собрать вещи из палаты и сбежать отсюда.
- Халат тоже снимай. Потом тебе его принесут в палату. А коль копыта отбросишь – так он тебе и не пригодится. – баба захохотала собственной шутке. Я смотрела на неё полными слёз глазами и молчала.
- И тапки скидывай. Нечиво грязь таскать.
Я мельком посмотрела на её ноги, обутые в уличные сапоги и сняла тапочки. Дверь в операционную открылась, оттуда выглянуло бесполое существо и жестом пригласило меня внутрь. Я прошла внутрь. Холодная плитка неприятно жгла ноги, я стояла, залитая светом мерзкой бестеневой лампы – испуганная, в тоненькой ночнушечке и босиком. Меня уложили на стол и, пока анестезиолог смешивал что-то в шприце, одно из существ в шапочке и маске привязывало бинтами мои руки и ноги к столу. Глянув на меня, оно пояснило:
- Что б во время операции на дёргалась. «Вдруг анестезия не подействует» - додумала я и отвернулась. Надо мной стоял оперирующий врач. Я вспомнила старый анекдот и, чтоб хоть немного успокоиться спросила у него, смогу ли я играть на скрипке после операции. Он нахмурился и промолчал. В левую руку воткнулось что-то острое. Я глянула на лампу сверху и провалилась в беспамятство. Последнее, что я чувствовала – что то холодное на своём лице.

Расскажу о своем девизе...
Ммм... /копается в памяти/ вот, я думаю, хороший пример. Есть вещи, которые врезаются в нашу память и остаются навсегда там. Зачастую это боль, принесенная людьми, от которых меньше всего ее ждешь. От близких людей. Когда-то я был скромным, милым, тихим мальчиком (честно). До седьмого класса. А потом все изменилось... а говорят характер не меняется... Ну да лан, об этом в другой раз.
Маленьким я ходил в детский садик. Однажды пришел я туда с мамой, но почему-то мне не хотелось оставаться, просил пойти с ней на работу. Не любил я его, скучно там было. В итоге уговорили меня пойти покушать, а мама подождет в корридоре. Потом пойдем на работу. Я радостно побежал есть с ребятами. Рис с рыбой. Не люблю рыбу. Почти доел рис, и вдруг что-то екнуло внутри. Встал и побежал в корридор. Воспитательница: "Гера, доешь". Мое резкое, сильное, неожиданное для меня, тогда скромного, тихого: "Не хочу я". И... пустой корридор. Слезы... бегом к окну. Осенним утром мама идет по улице на работу. Чувство обмана, боли, предательства. А мне всего 5 лет.
Думайте о близких... и, главное, о детях. Они так все хорошо чувствуют.
Может еще примеры приведу...

Ир, пиши еще. Это мой любимый топик. Мне здесь хорошо...

> Ир, пиши еще. Это мой любимый топик. Мне здесь хорошо...

Знаешь...у меня такое ощущение, что это наш маленький мирок...

был тут
понравилось

> был тут
> понравилось

ну...ваше авторитетное мнение вдохновляет мну писать дальше....))
Дивоть, ты оценил с профессиональной стороны?)

);

Где-то там, в глубине сознания был коридор. Он плыл разноцветными потёками и переворачивался. Иногда на нём проступали чьи-то лица, которые мешались в мозаику образов и звуков. Меня кто-то звал. Я не могла пошевелиться, не могла даже открыть глаза, но коридор исчез. Я стала слышать разговор. Мама и кто-то ещё.
- Почему она до сих пор не пришла в себя? – мама явно нервничала, она сама врач и такие вопросы с её стороны- это странно.
- Понимаете…при рассчитывании доз к анестезии мы перепутали карточки. В результате вашей дочери вкололи немного больше.
- Что? Да вы понимаете, о чём вы говорите? Это же безбожная халатность!
- Мы делаем всё возможное, чтоб исправить ситуацию…
И снова коридор. Только теперь каждый его поворот отдаёт резкой болью в левом виске.
Мне что-то мешало. Я судорожно сжала пальцы на руках и попыталась открыть глаза. Свет. О боже…Перед глазами возник огромный красный шар, пульсирующей боли. Я застонала. Кто-то видимо понял, что свет мешает мне. Щёлкнул выключатель. По шагам я поняла, что это мама. Я снова попыталась открыть глаза. Левый не смогла, но правым различила в темноте силуэт мамы и полоску света из-под двери в коридор. Я захотела повернуть голову, но не смогла.
- Ир…как ты?
- Нормально, мам. Только тошнит немного.
Я врала. У меня было ощущение, что я сейчас просто подохну тут, в этой палате с потушенным светом.
- Это нормально. – тёплая мамина рука коснулась моих холодеющих пальцев.- Папа очень хотел тебя видеть, но он в автономку ушёл… И мне завтра с утра на работу надо…
- А сколько времени?
- Одиннадцать вечера уже…ты небось есть хочешь? Доктор сказал – уже можно.
- да нет…наверно не хочу…- «бог мой…одиннадцать вечера! Меня же в девять утра прооперировали!»
- Ну так нельзя. На поешь.
Мама скормила мне два банана и киви. С каждым кусочком я чувствовала, как внутри стоит мешающий сгусток. Внезапно он будто разорвался. Меня долго, мучительно рвало. Мама включила свет, суетливо пыталась помочь, но это было бесполезно. Уже после третьего спазма я поняла, что у меня в желудке пусто, тошнить больше нечем. Но остановиться я не могла. В какое-то мгновение мне показалось, что я наблюдаю со стороны за всем этим. Маленькое, бледное тельце корчится в судорогах под застиранным байковым одеялом, а рядом плачет женщина. Мне стало горько, свет исчез.
На утро я попыталась встать. Всё было до банального просто – мне захотелось в туалет. Я приподнялась на локтях. За окном шёл пушистый снег. Живой, он плавно опускался на город. Из-за рези в глазах я не могла долго смотреть на его полёт, поэтому пришлось отвернуться и зажмурившись искать тапочки. Холодные, словно чужие. Вдоль стены я пошатываясь пошла вперёд. К счастью,   вход в туалет располагался в палате. Войдя внутрь я посмотрела в заляпанное зеркало. Опухшее лицо, больше похожее на маску, измазанное зелёнкой и кровью на левом виске. Левый глаз почти не открывался, правый краснел лопнувшими сосудами. Я в ужасе села на край грязной ванны и захотела плакать. Но даже повернуть голову мне было жутко больно, не то что найти в себе силы разреветься…
Вернувшись, я села поверх одеяла, поджав ноги под себя и, превозмогая боль стала всматриваться сквозь снегопад…Я хотела увидеть ёлку.
Вошёл врач и заставил меня лечь. Я накрылась с головой одеялом и закусила губу. Не плакать…не отчаиваться…бороться…
На соседней кровати бабульки шумно начали обсуждать молодёжь. Мне захотелось снова увидеть цветной коридор…только бы не слышать эти въедливые голоса, пробиравшиеся в самое сердце боли, раздувающие её до размеров громадного красного шара. А за окном наверно шёл снег…и где – то вдалеке горела огнями моя ёлка…

14 лет...
с трудом набрал эти пять символов с пятого раза... расскажи дальше...

да, маленький мирок.

сорри...мне очень трудно...я потом продолжу, не могу собраться с мыслями, больно вспоминать...

> Форъка

Ир, я в шоке! и почему я раньше тут н е был?
Напиши еще?

Прошло три дня, прежде чем я смогла уговорить врачей впихнуть в себя что-то. До этого от одного вида и запаха больничной еды меня начинало рвать. С каждым днём всё менее болезненно было двигаться и левый глаз начал открываться почти нормально. К рези в желудке и тошноте я привыкла. Только обидно было, что не снились сны – просто проваливалась до утра в чёрную пропасть. Лене повезло гораздо больше, её оперировали второй и всё сделали правильно. Она пыталась растормошить меня, вывести из ступора. Я могла часами сидеть у окна и смотреть туда, где стояла ёлка. Ночью она начинала ярко светиться разноцветными огнями. Мама работала и не могла приехать, папа где – то плавал, никому я была не нужна. К Лене родственники приходили каждый день, и в эти моменты я уходила из палаты, садилась на грязной лестнице, ведущей на чердак и кусала губы. Я поклялась себе, что ни под каким предлогом не буду плакать в этом ужасном месте. Но чувство отчуждённости и одиночества давили на меня. Каждый вечер нам капали в глаза какую-то дрянь. От неё глаза начинало резать так, что минуты четыре я просто жмурилась, чтобы хоть немного уменьшить эту боль. Однажды я зашла в туалет, протёрла зеркало и принялась рассматривать место операции. Только сами зрачки такие же, как раньше, хоть появилась в них тоска и безысходность.   Красный белок, с торчащей из него ниточкой шва. Я отшатнулась в ужасе. Было ощущение, что из глаза рос чёрный шнурочек. Вот что мне мешало все эти дни. После этого я больше не смотрела в зеркало. Боялась увидеть там своё лицо, эту уродливую чёрную чёрточку, которая теперь была частью меня самой.
После пары дней питания больничной едой я поняла, что точно не доживу до выписки такими темпами. И я отправилась искать магазин. Спустившись вниз я обнаружила ларёк в вестибюле. Подсчитав свои скромные финансы я вздохнула и купила пару пачек лапши, сок и телефонную карточку. Телефон был тут же рядом. Я набрала знакомый до боли номер.
- Сашка, привет!
- Ир, ты что ли?
- Ага, я. Как дела?
- Нормально. Как ты? Я и не думал, что ты сможешь позвонить. Я скучал очень. Как операция прошла?
Я задумалась. Сказать правду? Расстроить столь дорогого мне человека?
- Отлично. Скоро домой вернусь.
- У тебя такой голос…У тебя точно всё нормально?
- Да Саш, всё хорошо…У меня карточка кончается, прости, увидимся скоро.
- Счастливо, малыш. Не грусти.
Я повесила трубку. Сжимая в руке полную карточку я прислонилась к стене. Что за чёрт? Меня начало ужасно тошнить, больничные стены поплыли перед глазами и я потеряла сознание.

Я не верила. Я стояла на улице, ловила ртом снежинки и не верила. Позавчера в глаз закапали какую-то обезболивающую дрянь и вытащили эту мерзкую чёрную нитку. А полчаса назад я собрала свои жалкие манатки, попрощалась с Леной и спустилась с родителями вниз.
- Сейчас заедем в магазин и домой. Может ты что-нибудь хочешь? – папа весело смотрел на меня.
- Да пап. Я хочу чтоб ты отвёз меня в одно место. Знаешь, в центре – рядом с банком стоит ёлка. Я хочу туда.
Она действительно стояла там. Вблизи она оказалось ещё прекрасней. Огромная, с разлапистыми ветвями и гирляндой. Такие огромные ёлки – всего лишь инженерная находка. Железный каркас, много маленьких ёлочек – вот и великанша – красавица. Я подошла так близко, что уткнулась лицом в ветки. И только тут, вдыхая резкий морозный хвойный запах, чувствуя каждую иголочку на своих щеках я расплакалась. За все эти ужасы, за всю боль, страх и унижение. Шёл такой же снежок, как тот, который я видела из окна палаты. И он ложился на ветки именно так, как я представляла себе, лёжа под одеялом, слушая храп бабулек и крики медсестёр. Слёзы замерзали на лице, холодный воздух обжигал лёгкие. Но это была свобода. И ради этой свободы, ради этого снега и этой ёлки я не сдалась там, в ужасной палате с голубыми облупленными стенами, когда цветной коридор пытался забрать меня к себе в плен. Именно ради этого я разорвала ужасающий красный шар боли. И я смеялась своим слезам. И уже перед тем, как уйти от ёлки, я оторвала себе на память маленькую лапку. Она покрывалась инеем от моего дыхания и сверкала в огнях города. Как самая великая драгоценность. Как надежда 14-ти   летнего ребёнка, выжившего после ошибки врачей.