Творчество > Название не нужно 

Мне долго приходилось тешить себя ложью, что я пишу для читателя. Потому что мне думалось, что утверждение писателя будто ему безразличен читатель по меньшей мере кощунственно и неэтично. Но если я не пишу для читателя, для кого же в таком случае предназначены мои послания? Для себя? Для детей? Для моих внуков?

Вряд ли я мог бы творить для себя – я слишком ненавижу свою сущность, чтобы посвящать труды пера своему «Я». Потомство я собираюсь воспитать свободным, не лишенным вольготных дум, свободным от ханжеского общества, от общепринятых социальных устоев, разлагающих творческую и человеческую душу. Детям моим я открою мир во всей красе со всеми темными и белыми пятнами – выбор пускай они сделают сами. Я всего лишь гид. Но гид справедливый и зрячий. Им мои послания не понадобятся.

Итак, снова возвращаюсь к массовому читателю. В тот яркий момент, когда рука моя пишет под диктовку вдохновения, я перестаю существовать в мире. Вместе со мной исчезает и моя рука, а там – на просторах за окном, за стенами моего кабинета - сам читатель. Но если история не предназначена для него, тогда что это? Заурядное графоманство? Игра генов? (этим проклятьем я обязан буду своему деду). Или же все-таки послания предназначены для кого-то?

Отнюдь это не заурядный читатель – я его слишком ненавижу, чтобы творить ради него. Кинг когда-то сказал, что читатель бросает веревку писателю, а не наоборот. И он ловит эту веревку, поэтому у него выходят удачные романы. Пишет он под диктовку общего читателя и поэтому читатель кормит его.

Я этого не допущу. Мне приемлемей околеть от голода под вонючим мостом, чем на миг поймать веревку, посланную мне читателем. И эпистолы мои не предназначены широкому мозгу. Адепты! Адепты мысли и свободы, которых я никогда не встречал на протяжении своей жизни. Одинокие адепты, скрывающиеся средь скользкой личины мира – мои братья и сестры, по которым я тоскую. Творя, я не задумываюсь о них, но именно они поддерживают во мне веру в гармонию. А природы без гармонии не существует. В этом таится секрет счастья. Стало быть вдохновение порождено верой в гармонию, ибо окружающая реальность негармонична, в противном случае я бы с презрением отнесся к творчеству писаки.

Могила Антони сохранилась до наших дней. Любой желающий может увидать его. Придется воспльзоваться автобусом №13, что отъезжает от угла Монмартра 56.12.33. и доехать до предпоследней остановки.

Я иногда думаю, что я сам только маленькое звено в длинной и разнородной цепи. В цепи человеческого Размышления о чем-то самом главном. Когда мы в детстве читаем книги, мы нащупываем ближайшие звенья, потом вплетаем в цепь свое маленькое колечко и уходим, чтобы к нашему кольцу затем кто-то прицепил свое. Возможно, мой участок цепи это всего-лишь бесполезный тупиковый отросток, который болтается ненужным грузом. Возможно.
Иногда мне кажется, что все человечество существует ради того, чтобы когда-нибудь закончить эту цепочку Размышления и понять что-то главное. Когда это случится, мир изменится (а может и перестанет существовать). У моих мыслей нет начала, у них нет окончания - это только звено в цепи.

:)

***

Я вижу город полусонный - особняком стоят дома,
В пароксизме страха, спешу забыть свои глаза;
На базальтовой кровати, обнимает хладный взор жены -
Из пространства в нашу реальность ведут мертвого следы.
Счастлив был бы я забыться, сгинуть вон, ума лишиться –
Уповаю на бордо - то-то славное винцо!
Тринадцатая по счету – не пьянеет стойкий дух,
Никколо смотрит на Никколо – не может быть, что больше двух!
Но отзвук безумия моего тонет в шорохе шагов,
Неторопливо, больно глумливо они ведут к моей двери;
Ведь там – в комнате что дрожит, супруга моя в гробу лежит.
Пытаюсь встать – все напрасно, покойница держит меня властно.
Слово, данное свое запамятовал Портун –
Бросил друга привратник Бог, наглый Бог-Форсун.
Меж тем из темноты вырисовываются черты -
Лица знакомых мне людей.
Пустые глазницы, волосы что мел, оскал улыбок, суета червей,
Чую, пытаются заговорить; гремят костями –
Уж не хотят ли задушить?
«Что такое, мятежный труп?» - вопрошаю я тело,
С дрожью, лелея его череп смело.
Но молчит Люцифера сын, -
Не пойму, чего жаждет сей Каин
«Чьих ты желаешь ласк, что томишь, -
Почему в покое не оставишь?»
«Не кричи, любимый! – поворачивает ко мне свой лик жена. -
Лучше поцелуй мои уста, пока в состоянии ты сделать это».
«А то что?» - холодею я как лед.
«Ничего! Умер ты, Никколо-муж и вот вертеп,
На языке живых обозначающий твой склеп,
Сюда попал ты по той причине,
Что жизнь отвернулась от тебя ныне –
И дабы людям душа твоя не томила;
Вскормили тебя земле они мирно,
Раз наверху забытая могила –
Ты ныне навеки здесь кутила!».

R.G. 2007

Черт возьми! Что-то странное творилось вчера в японском ресторане на Йен Пинг Лу. Бьюсь об заклад у Бога приподнятое настроение. Вечно хандрит паразит когда у меня праздник головы и наоборот - шутить изволит мерзкий старик, лишь стоит потемнеть душе.

Клянусь, что   я не дотрагиваллся до тарелки. Ни рукой, ни плечом, ни каким-либо другим органом или частью тела. Стоило занести руку над салатом, как дрогнула тарелка под носом и верьте или нет (я сам не до конца верю) моя коническая глинянная чаша с остатками лапши скользнула ДВАЖДЫ в правую сторону.

Между движением последовала микропауза, и потом еще один раз скользнула птичка. Как раз пауза позволила разглядеть, что я не прикасался к тарелке. Я схватился за стол, думая, что виной всему неустойчивая поверхность. Но представьте себе мое изумление, когда обнаружилось, что стол наглухо и мертвецки прибит в бетонный пол!

Дух неспокойный какого-нибудь япошки решил подшутить или наконец сказались пятилетние тренировки по телекинезу?.. Или же коническая форма чаши стала удобной для привлечения магнетических сил. Проводником могла послужить моя вздернутая рука в тот момент к примеру.

Вопросов много. Ответов нет совсем.
Одно лишь помню четко - в тот момент мой мозг был пуст, что случается крайне редко.

Эрни.

Есть многое на свете, друг Горацио, чего не обяснишь с позиций "рацио"
:)

Мне вот на днях любимая призналась, что с юности в контакте с одним вымышленным существом, рангом примерно с нашего ангела. Что характерно, я ей поверил...

А вообще, ты где пропал, Эрни?:)

Мне было бы легче, если бы отец запретил мне жить своей жизнью. Мне было бы легче, если бы я родился в эпоху красной чумы, когда за неправильные слова секли, а за фривольность выгоняли из университета. Было бы легче, потому что я бы сильнее осознал силу свободы. Свобода! Сколько силы в этом слове! Сколько ответственности налагает это слово! Сомнения вывели на целину профессии пера и явилось осмысление – писатель, да любой творец обязан быть сильным! Если он станет скрываться за властными деланными словами, спрячет лицо под личину болтовни он превратиться в медный купорос… такой же синий и недалекий. И если слова его мнительны – мнительными родятся его произведения. А характеры будут отдавать зловоньем. Сама книга в руках читателя будет смердеть, потому что трусость отдает вонью презрения к самому себе. Писатель, примирившийся с рабством, обречен на бесплодие. Ему не родить рассказ, ему не победить время, не изнасиловать умы рабов, не раскромсать души черствых скептиков, не оплодотворить девственницу, не поцеловать Бога в губы и не заняться любовью со смертью. Это просто мертвец. Пища для червей. Сегодня он коптит небо, чтобы завтра горько рыдать над своей забытой могилой. Да! Свобода! Я хочу напиться ею. Я хочу, чтобы свобода текла по моим венам, я хочу шокировать мир недозволенным, потому что свобода не противоречит добру и не подстрекает зло. Свобода – это воля быть не таким как все. Жить по правилам, которые шепчет сердце, а не теми указами, которыми испещрены политические книги. Чтобы совладать свободой нужно иметь мужество. Тогда слова потекут как горячая кровь не из полости рта, а из души. Это место над животом и грудной клеткой, где время от времени играет ветер. Я буду свободным! Буду, как только смогу освободиться от последней препоны - самого себя.

гораздо есть с кого равняться...(утирает слезу) "."."."

Если ERNAN KORTES и упадет с велосипеда, то это пройзойдет только из-за женщины.

Восстание вспыхнуло у памятника Мусорщику и живо раздулось до самой Страшилкиной. Люд громил придорожные магазины, завлекал в свои ряды случайных прохожих. В 22:22 по серверу треснули ворота Центрального Банка БК. А уже в 23:00 перед Мироздателем легло письмо с Секретным Донесением.

- Что прикажете, Ваше Высочество?
- Какова ситуация?
- Среди толпы были замечены маги.
- Значит интеллигенция тоже. Придется напомнить о милости, которая была некогда проявлена.

Площадь перед Зданием БК была запружена до отказа, когда шестьсот паладинов под грохот бунтующих душ овладели крышами близлежащих построек. Слова «предатели», «лакейские морды» зарождались вдали и волнообразными скачками змеились вперед, чтобы с первых рядов выстрелить по каменным лицам милитаристов.

- Шестьсот крестоносцев, чтобы подавить толпу в сто пятьдесят человек, - облек мысли в слова сухопарый старик во втором ряду.

Один из паладинов, с выпяченной грудью, походивший на филина громогласно вещал из громкоговорителя, надеясь, что толпа в конце концов разойдется. Но, шум, напротив, привлекал все больше и больше людей со стороны.

- Согласно конституции, которую подписал каждый человек перед регистрацией, мы имеем право на это сэр, - шепнул один из высокопоставленных лиц. – Так что не робейте. История не запомнит это, а мы не должны считаться с этими людьми.
- Они не посмеют стрелять по толпе, - сказал молодой маг, после того, как с крыши угрожающе взревел громкоговоритель.

- …у вас ровно две минуты, чтобы покинуть площадь. Далее вместо нас заговорят свитки. Время пошло.

В подтверждение своих слов паладин выставил перед собой огромные часы, перед которым вздернули микрофон, чтобы зловещее тиканье покоробило мужество толпы. Но с каждым тиканьем, толпа на шаг приближалась к зданию, по мере того, как задние ряды пополнялись вновь прибывшими. И получилось так, что тиканье стало давить на фибры самого главнокомандующего, и вконец потеряв контроль над своим вспотевшим телом, он дал команду, да такую неожиданную, что солдаты-паладины не сразу поняли, что надо сделать.

- Огонь! Огонь, я говорю, черт возьми!

Никто не понял, что произошло. Внезапно воздух наполнился гулом, мало похожим на крики паникующих. Небеса рдели от вспышек, зарожденных свитками смерти, которыми не скупясь палили паладины.

- Гады! – послышалось из толпы.

Когда люди осознали весь ужас происходящего, они бросились назад, погрязая в телах своих собратьев. Мертвые, казалось тянули их обратно, в то время как с крыши неустанно плевали ярко-красными вспышками свитки заклятия смерти.

В 23:48 минут по серверу на площади не осталось ни одного живого свидетеля. В ту же минуту на эбеновом столе Монарха оказалось письмо от командующего:

«Задача выполнена, Ваше Высочество. Как прикажете действовать далее?»

Мироздатель слащаво лизнув кончик карандаша пометила красным:

«Все почистить. Тела каретами №666 сопроводить до Санда и утопить в песках. На все вопросы давать однозначный ответ: приступом астмы сменили жизнь на смерть 167 человек. Да прибудет с вами сила».

Что бы это ни значило

Никогда не любил библиотеки. Эти книжные публичные дома, где своей плотью торгуют красавицы мировой классики, казались богомерзкими. И жалость просыпалась при виде истерзанных похотью читательского люда произведений великих классиков. Читая книгу занимаешься с ней любовью, входишь в ее плоть, а на облегает тебя своей интеллектуальной теплотой. Взаимная любовь чище человеческой, потому что лицемерить   с бумажной Венерой не удасться. Мне бы до конца жизни заполучить всех в свой гарем, где каждая достойна истинного кресла королевы. А общественные библиотеки - никогда!

   Иногда кажется, будто я всегда был здесь, даже до появления.
   А иногда такое ощущение, что   я   совсем   недавно   приехал.   Откуда   я
прибыл, откуда я мог   взяться,   я   не   знаю.   Это   породило   беспокойство,
смутная тревога прокралась в мое сердце, но все это лишь недавно...
   Долгое время я бродил среди этих стен, вдоль зубчатых   сводов   башен,
играя с пространством, расширяя   или   сжимая   его.   Комната   за   комнатой,
дюжины комнат открывались   на   моем   пути.   Я   зная   извилистые   лабиринты
мышиных нор, мог проследить любое хитросплетение блестящей паутины.   Ничто
не двигалось, не менялось, я сознавал это, понимал.
   В тоже время я не мог полностью осознать и понять   себя.   Не   мог   до
недавнего времени. Все, что я   делал,   срослось   с   мечтами.   Мечты   стали
частью моей сущности. В тоже время...
   В тоже время я не спал, не мечтал. Однако, казалось я знал   о   многих
вещах, хотя и не испытал их.
   Возможно я был слишком медлительным и   не   поворотливым   учеником,   а
может быть что-то вдруг всколыхнуло мое сознание - разрозненные   знания   и
отголоски мыслей образовали нечто новое - чувство целостного "я",   которое
мне было недоступно раньше, я осознал частности,   свою   обособленность   от
всего, что не является моей сущностью.
   Если в этом дело, то хотелось бы верить, что это связано   с   причиной
моего существования, смыслом   жизни.   Лишь   недавно   я   почувствовал,   что
существует тайный смысл моего бытия. И   то,   что   он   существует   -   очень
важно. Хотя я понятия не имею, в чем он заключается.