Творчество > Лемурийские хроники 

1.

Марсоход, 2320 год н.э.
"И на Марсе есть жизнь" – таковы были слова из старого динамика, передававшего сводку новостей более, чем двухсотлетней давности. Марсоход прислушался к порывам марсианского холодного ветра. Эта часть атмосферы обрашилась о борт корабля, словно цунами, но крепкая железная обшивка выдержала. Марсоход лишь покачнулся, но остался стоять. Команда внутри даже не заметила этого. А самому марсоходу было не привыкать.
Огромные тёмные облака, словно валуны, нависли над чёрно-красной землёй. Десятки вихрей кружились где-то очень-очень высоко. Марс был единственной планетой в Солнечной системе, которую учёные относили к протопланетам, т.е. первым планетам, из столкновения которых друг с другом и образовались впоследствии современные планеты. Так вот, Марс был единственной из всех планет протопланетой – т.е. столкновения его с другими космическими телами были столь незначительны, что мало изменили его облик, со времён зарождения самой Солнечной системы.
«И на Марсе есть жизнь», - снова прохрипел динамик на стене. Старый человек подошёл и дрожащей рукой выключил его. Он всегда это делает, - вспомнил марсоход. Как до этого это же делал его отец и отец его отца. Марс завывал снаружи корабля, обрушиваясь бесчисленными атмосферными атаками на обшивку корабля, но люди этого не замечали. Они всегда так жили.

Лемурия, 200394 г. д.н.э.
Ахгванг проснулся рано. Как всегда, встал со своего ложа, занявшись гигеной своего тела, и вылетел из шатра, висящего над облаками, на открытый воздух. Там, немного покружившись среди облаков и воздушных масс, опустился вниз, на изумрудную равнину, окружённую грядой великолепных гор. Это была Лемурия – страна свободных волшебников, узнавших тайны Вселенной и обеспечивших себе бессмертие. Они летали среди облаков и наслаждались жизнью. Они владели тайнами Вселенной и были могущественными волшебниками. Избранные из них владели тайнами ужасного по своей разрушительности оружия. Но увы, они были детьми Земли, поэтому не были застрахованы от опасностей.
Лемурия была процветающей страной. Жители её не нуждались ни в чём. У них было всё, что они только могли пожелать – кто хотел трудиться, тот занимался тяжёлым физическим трудом, но лишь в целях самосовершенствования, кто не хотел этого делать, тот вовсе не был обязан этого делать, потому что лемурийцы достигли той стадии существования, когда им более не требовалась ни еда, ни вода, ни даже воздух. Можно сказать, что все они уже находились в том состоянии, которое Будда сотнями тысячелетий позже назовёт состоянием нирваны.
Ахгванг спустился на землю, подлетев к реке. Эта река несла свои воды вдаль вот уже несколько тысячелетий. Когда-то у неё было совсем другое русло – Ахванг помнил это. Он помнил всё в достаточной степени хорошо, хотя с тысячелетиями память, конечно, терялась.
Ахгванг присел на камень, глядя на струящуюся крисстально чистую воду реки. Внезапно откуда-то сверху опустился рядом на такой же камень другой лемуриец – раньше Ахванг его никогда не видел. И что-то подсказывало Ахвангу, что от того – другого лемурийца – исходит опасность.
Надо отметить, что лемурийцы были отличными магами. Они бы легко узнали бы всё о любом человеке, если бы захотели. Но сами друг с другом они взаимодействовали, как современные люди взаимодействуют друг с другом – то есть, могли блокировать чужие телепатические вторжения, точно также, как не могли осуществить и свои. Поэтому общение происходило в основном на лемурийском диалекте.
- Кто ты? – спросил Ахванг.
- Я тот, кто будет после! – уклончиво ответил незнакомец.
- После чего? – задал следующий вопрос Ахванг.
Увы, незнакомец так ничего и не ответил. Он молча поднялся с земли в своих небесно-голубых одеждах и упорхнул в небо. А Ахванг остался в раздумьях сидеть у реки.
(to be continied)

2. Шатёр Грипира располагался у самой кромки небес, выше всех облаков, там, где практически заканчивался кислород и земная атмосфера, и начинался открытый космос. Грипир был старейшиной и пользовался почётом и уважением у всех лемурийцев. К нему не раз приходили за советом или помощью, и он никому не отказывал. Обратился к нему и Ахванг, в надежде услышать ответы на свои вопросы.
В шатре царил полумрак. Грипир висел в воздухе в позе Лотоса и медитировал. Ахвангу пришлось подождать, прежде чем старейшина откроет глаза. Так прошло несколько часов, но лемурийцам была чужда нетерпеливость. Наконец, Грипир приоткрыл глаза. Ему не потребовалось много времени, чтобы разобраться, кто к нему пожаловал.
- Вижу, тебя что-то тревожит, друг мой? – спросил он Ахванга, - неспроста это.   Я и сам тревожусь. Скоро нам всем предстоит покинуть эти места… Скоро народ Лемурии должен будет исполнить своё предназначение и навсегда уйти в иные миры. Но прежде… прежде…
Грипир замолчал. Тщетно Ахванг пытался узнать, что ещё хотел сказать старейшина, но тот замер и отказывался что-либо говорить. Наконец, Ахванг понял, что пришло время ему покинуть шатёр, и он почтительно удалился.
Молчание Грипира вселило в его душу больше сомнений, чем прежде. Предчувствие чего-то непоправимого овладело им. Ахванг опять спустился к равнине в надежде отыскать ответы на свои вопросы. Облетев всё вдоль и поперёк, переспросив и переговорив с кем только можно, он так ничего и не узнал. Ему ничего не оставалось делать, как возвратиться домой и погрузиться в медитацию.

Карибское море, 1615 г.н.э.
Капитан Аламос был легендарным воякой и настоящим морским волком. Ему не раз приходилось выкручиваться из таких передряг, в которых бы отдал Богу душу любой из смертных, за это о нём ходили разные слухи, в портовых трактирах он и его корабль – «Акулий зуб» - пользовались неизменно дурной славой, сравнимой по своей неизменности только с фортуной, не обделившей Аламоса своим вниманием. Тысячи миль пробороздил он вместе с командой своей прославленной шхуны в Карибских водах в надежде отыскать сокровища. Всё, что ему доставалось, это серебро и золото, но Аламос искал несравненно большего.
Только он знал эту тайну. На старой пиратской карте, которую, по слухам, составлял сам Америго Веспуччи – первооткрыватель континента, был зашифрован путь к сокровищам, которых ещё не доводилось видеть человеческому оку. Легендарный Эльдорадо – «Город Золота» – располагался, согласно карте, не в Южной или Центральной Америке, а на одном из необитаемых островов Карибского моря. Но, чтобы достичь этого места, Аламосу предстояло ещё раздобыть последний фрагмент своей карты, который он утерял несколько лет назад в плену у испанцев. Он прекрасно знал, что испанцы сейчас также ищут Эльдорадо, и также надеятся, что удача улыбнётся им настолько, что Аламос снова окажется в их инквизиторских руках.
На палубе «Акульего зуба» всегда царила чистота. Капитан сам следил за тем, чтобы её драили как минимум дважды в день, он терпеть не мог грязи и нечистот. Кроме того, на корабле был строгий график раздачи рома – только по вечерам, и не больше одного бокала. Аламос не хотел, чтобы команда медленно спивалась, превращаясь в жирных скотов, не способных управиться с пушками и кораблём, к чему неизбежно приводило чрезмерное систематическое употребление рома. Поэтому Аламос строго следил за нравственным – как бы парадоксально это ни звучало по отношению к пиратам – состоянием своей команды, и если кто-то в своей дерзости доходил до нарушения установленного порядка, наказание было столь строгим, что больше уже никому не хотелось повторить его поступок. Ну и конечно, ром был превосходного качества, трофейный, захваченный на испанском флагмане – капитан Аламос просто не позволил бы грязным матросам-пиратам шиковать на королевском явстве.
Аламос вёл свой род от предводителей конкисты, впоследствии осужденных за ересь испанской инквизицией, которая славилась своей особой жестокостью по отношению к еретикам. Он вырос в грязной зачуханной лачуге на берегу Средиземного моря, и не простил такого оскорбления ни королю, ни самому себе, с детства дав себе обещание стать пиратом и отомстить испанцам. Море давало его бедной семье всё – пищу, пропитание, кров над головой – рыбой они также платили налоги. В один прекрасный день подросток Аламос увидел на горизонте парусник. Не сказав родителям ни слова, он бросился в море и через час при полном штиле вплавь настиг корабль, зная, что назад пути не будет. С тех пор он и стал моряком. До поры до времени он служил в королевском флоте, затем, улучив момент, поднял бунт на корабле, и, как и мечтал с детства, стал капитаном пиратского корабля, скрывшись от правосудия в Карибских водах. В один прекрасный момент испанцы захватили его в одном из портов и кинули в тюрьму, надеясь на следующий день сжечь живьём на городской площади. Но они не учли одного: сразу с заходом солнца в плохо охраняемую бухту зашли сразу несколько пиратских фрегатов и принялись расстреливать форт из пушек. Комендант принял решение отдать пиратам своего капитана, в обмен на обещание прекратить осаду. Аламос согласился, но при условии вернуть ему все вещи, захваченные при обыске. Испанцы вернули всё, но в суете Аламос забыл проверить самое ценное - карту, спрятанную в потайном кармане кафтана. Он лишь проверил её на ощупь, но не проверил её сохранность. Лишь на корабле выяснилось, что часть карты осталась в руках испанцев, окопавшихся в форте. Надеяться на реванш не приходилось – испанцы извлекли урок и прочно перерезали все подходы к бухте, да и кроме того, не было никакой уверенности, что драгоценный кусок карты не был переправлен в Мадрид с первым же галеоном. Оставалось лишь надеяться, что испанцы сами снарядят флот, чтобы найти Аламоса и завладеть оставшимся фрагментом карты. Вскоре так и случилось. В бухте Сан-Филлипа пиратов настигли вражеские корабли. Спастись   жестокой резне удалось лишь нескольким, в том числе и «Акульему зубу» Аламоса. Это было объявление войны. Мадрид снарядил не просто флот – им командовал сам Великий Инквизитор Торквемада, прославившийся своими зверствами и фанатичной преданностью Риму. Вероятно, картой и сокровищами индейцев заинтересовалась также и Католическая церковь. Это-то и понятно: все сильные мира сего сошлись в борьбе за клад, способный решить вопрос, кто станет единоличным правителем Европы и мира. И в этой борьбе им всем мешал только один человек – Аламос…
Сама же карта была получена им при весьма загадочных обстоятельствах…

(o be continied...)/I>

Жду с нетерпением :)

3. Вот уже много недель «Акулий зуб» не мог выйти из штиля, который пришёлся точно на середину зимы. В здешних тропических широтах очень опасно находиться в море в это время года. Ещё позавчера казалось, что вот-вот грянет буря, но уже к утру тучи рассеялись, и вновь засияло солнце, хотя ветра по-прежнему не было. Команда бездельничала и скучала. Ром по-прежнему был единственным лекарством от скуки, и сам Аламос понимал, что лучше будет дать возможность морякам расслабиться, чем наблюдать, как в прожжённых вояках копится раздражение и злость, а там и до драк недалеко, и уж совсем худо, если бунт поднимется. Сам капитан почти не покидал свою каюту, вновь и вновь пытаясь разгадать секретный шифр карты. За время своих странствований ему не раз приходилось брать на абордаж корабли аристократов, которые везли с собой немалое количество книг – в них-то Аламос и искал ответ на вопрос, на каком языке были сделаны надписи на карте. Но перелистывая одну книгу за другой, он каждый раз убеждался, что перед ним – ни на что не похожий язык, не напоминавший иероглифы ни майя, ни инков, а скорее, больше похожий на шумерскую клинопись. Но язык шумеров был не расшифрован, поэтому, всё, на что мог рассчитывать капитан «Акульего зуба», было лишь хорошее знание прилегающих островов – всё-таки, на карте был изображён именно остров! Жаль, что вторая часть карты, которая бы ускорила и упростила поиск, оставалась в руках испанцев.
Отчаявшись найти ответ в фолиантах, Аламос ещё раз попытался восстановить в памяти все события, предшествовавшие самому появлению карты.
В тот поздний вечер 7 октября 1613 г. деревянные стены трактира в порту Сен-Себастьян, что располагался в бухте острова Доминик Карибского моря, сотрясались от ураганных порывов ветра. Разыгралась сильная буря, и корабли было опасно оставлять на якоре, иначе волны просто разбили бы их о скалы. Пока команды, в основном пиратские, боролись на своих палубах со стихией, а многометровые волны, грозившие перевернуть жалкие – по меркам природы – судёнышки, с шумом накатывали на берег и разбивались о скалы, в трактире порта Сен-Себастьян рекой лился ром. Несколько пьяных пиратов, обнявшись, горланили непристойные песни, перекрикивая шум и завывание ветра за окном, да и других постояльцев не сильно тревожило в тот час, что происходило с погодой. В то время, как хозяин трактира угрюмо разливал ром по чаркам, большинство посетителей столпились вокруг очень престранного субъекта.
Этот человек не напоминал ни одного из обитателей здешних мест. На вид ему было лет 25. Выдающиеся скулы выдавали в нём азиата, но, в тоже время, волосы его были светлы, как у викинга. Лицо его было правильной формы, зелёные глаза широко открыты. Всё в его облике говорило о том, что он чужой здесь по роду.
Аламос был среди тех, кто наблюдал за ним. Нёс этот молодой человек какую-то тарабарщину, но, поскольку никто из окружающих его людей, не был знаком с его диалектом, каждая его фраза вызывала у всех приступы безудержного смеха, хотя, судя по выражению его лица, в глазах его читалась тревога и даже страх. Он постоянно указывал на карман своего чудного кафтана, и несколько пьяниц уже пытались было просунуть туда свои лапы, за что остались в прямом смысле без них. Силы у этого человека было не занимать. Сломанные руки здешних пьяниц, стонущих по углам от боли, отбили охоту у остальных постояльцев лезть к чужеземцу с кулаками, поэтому, единственное, что они могли, это стоять и глумиться. Аламос увидел, как одному из них, по-видимому, надоело это представление, и он выхватил из-за пояса пистолет. Что он хотел сделать, никто так и не понял, потому что в ту же секунду Аламос подскочил к нему и выхватил пистолет у него из рук...

- Спокойно! – выкрикнул он в толпу, направляя на них пистолет, - кто шевельнётся, перестреляю!
Толпа пьяниц поутихла, недобро щурясь на Аламоса. Капитан повернулся к незнакомцу и показал жестом на дверь. Невероятно, но тот понял всё без слов. Спустя несколько минут они вдвоём уже стояли на берегу под порывами ураганного ветра и брызгами разбивающихся о скалы волн.
Незнакомец протянул Аламосу какой-то свиток.
- Что это? – капитан знал, что не услышит ответа, но на всякий случай спросил, прежде чем принять этот «дар».
Чужестранец сказал что-то нечленораздельное и юркнул в темноту. Спустя несколько секунд он показался на одном из прибрежных камней, а ещё спустя секунду из темноты ночного неба «вынырнул» странный светящийся объект. Свет был настолько сильным, что Аламос прищурился и невольно присел на землю. Незнакомец что-то махал по направлению к источнику света, который представлял из себя огненный шар внушительных размеров. Шар приблизился к камню, и… дальше Аламос помнил только вспышку, разряд, похожий на удар молнии, разорвавший камень, на котором стоял странный незнакомец, на куски, и в следующий момент Аламос отключился.
Очнулся он лишь на следующее утро. Шторм закончился. Всё произошедшее днём раньше казалось страшным сном. Аламос осмотрел себя и обнаружил свиток в кармане своего камзола. Этим свитком и оказалась та самая загадочная карта. Аламос долго не мог понять, к чему же она ведёт, пока на стенах одного из заброшенных святилищ майя не увидел очертание точно такого же острова, который был изображён на карте, и под этим очертанием иероглифы недвусмысленно указывали на таящиеся в этом месте несметные сокровища. Эту надпись из иероглифов испанцы перевели на свой язык как El Dorado – Золотой город. И это не могло быть просто совпадением.
Единственное, чего не учли испанцы, искавшие Эльдорадо, но, так и не сумев найти его, было то, что город этот вовсе не был скрыт в джунглях Амазонии или в горах Анд, а был всё это время где-то здесь, прямо у них под носом, на одном из островов Карибского бассейна. Аламос был убеждён, что и сейчас они не знают того, что ищут, иначе послали бы на его поиски не одну эскадру, а целый флот, и уж точно перерыли бы все прилегающие острова в Мексиканском заливе. Аламос полагал, что у испанцев был, что называется, просто «нос по ветру», хороший нюх на всякое прибыльное дело, но, поскольку всё ограничивалось лишь догадками, на разрешение такого щекотливого вопроса и был послан Главный Инквизитор – как самый искушённый и хитрый, и в то же время, безжалостный человек в Испании.

- Капитан! – выкрик заставил Аламоса отвлечься от воспоминаний. Лицо вбежавшего в каюту боцмана Гарри, и без того разгорячённое ромом, было чересчур красным, что выдавало в нём волнение и не сулило ничего хорошего. Следующие слова подтвердили опасения Аламоса.
- Капитан! Кажется, там, на горизонте!... – он не смог договорить.
Аламос вскочил с кресла и выбежал вместе с ним на мостик. Шкипер протянул ему подзорную трубу. Одного взгляда в неё было достаточно, чтобы понять: надвигается не просто шторм. То, что приготовила им сама природа, будто вздумавшая помешать их планам осуществиться, было куда страшнее обычного шторма. К кораблю стремительно приближалась белая пелена, словно стена, поглощавшая всё больше и больше окружающего пространства. Извергавшая её чёрная туча неслась с огромной скоростью, распространяя свои клубы, словно щупальца, на кристально-чистое голубое небо. Аламос вспомнил небылицы старых моряков. Небылицы, которым он никогда не верил, и только сейчас понял, что ошибался. То, с чем им предстояло столкнуться, называлось на языке морских волков «Белым шквалом»…

(to be continied)