Творчество > #130. 

Они были очень похожи: и внешне, и складом характера. Даже не смотря на то, что фактически были антиподами по интересам. Один любил все быстрое: быстрые автомобили, быструю музыку, фаст-фуд и торопливый секс. Второй же предпочитал все крепкое: крепкие сигареты, крепкий кофе и спиртные напитки, а под сиденьем своего старенького Хаммера всегда возил потертую бейсбольную биту. Но, пожалуй, главным различием между ними была вера. Один был мусульманином, а другой иудеем.
- Меня интересует лишь один вопрос, и ты знаешь, о каком Вопросе я говорю, - часто начинал иудей.
- И что же? Хочешь сказать, что этот Вопрос для тебя неразрешим, раз ты десяток лет твердишь лишь о нем? - пытался развести полемику мусульманин.
- Тебе все равно не понять! Ты не знаешь, что такое скорбь...
- Я не человек, по-твоему? Разве у меня нет рук, органов, членов тела, чувств, привязанностей, страстей? Скажи мне. Разве не та же самая пища насыщает меня, разве не то же оружие ранит меня, разве я не подвержен тем же недугам, разве не те же лекарства исцеляют меня, разве не согревают и не студят меня те же лето и зима, как и тебя? В чем между нами разница, скажи?
- Перестань! Я тоже читал Шекспира. К чему ты ведешь? Зачем этот фарс?
- Я тоже знаю, что такое скорбь. И не меньше твоего. Или ты считаешь, что я не достоин такого возвышенного чувства?
- Я считаю, что ты слишком уперт, чтобы прочувствовать всю глубину той скорби, что сидит во мне.
- Выходит, что моя скорбь отличается от твоей?
- Выходит, что так, если ты не можешь понять меня, если ты не можешь сопереживать, если не можешь сочувствовать.
- Сейчас ты видишь разницу, но когда тебя пложат в гроб, а меня завернут в саван, то разницы между нами не будет. А та скорбь, что будет витать над нами - неужели и она не ровня твоей?
- Я скорблю по миллионам, а ты хочешь приравнять это к одному человеку. Хоть это ты пойми! Скорбь скорби рознь. Мне больно. И это не только моя боль, это боль миллионов людей.
- Я не вижу разницы. Боль и скорбь... Их нельзя измерить. Как ты можешь говорить, что чья-то боль больнее, а скорбь - сильнее. Меня тоже тяготит скорбь, я тоже терял. Я знаю, что такое горе, я знаю, что такое печаль. Я познал весь спектр этих мрачных чувств, а ты говоришь мне, что я не понимаю этого.
- Желаешь ли избавиться от скорбей и не тяготиться ими? Ожидай больших - и успокоишься.
- Так и ты: поминай Иова и прочих святых, какие скорби претерпели они; приобрети их терпение, и утешится дух твой.
- Ты хорошо подкован, но понимаешь ли ты о чем говоришь?
- Я понимаю. И в этом пытаюсь тебя убедить. Если пойду и Долиною Смертной Тени...
- Место и жизнь бесскорбные - когда сердце обрящет смирение, и смирением войдет в терпение.
В комнате воцарилась гнетущая тишина. Воздух был пропитан едким сигаретным дымом, поднимавшимся густыми клубами к потолку. Иудей водил по столу стаканом с виски, вырисовывая капельками воды причудливые узоры. Мусульманин молчал, углубившись в раздумья, но все же через несколько секунд изрек:
- Ты неисправим. Налей-ка мне.
- Тебе не положено, - с шутливым вызовом сказал иудей.
- Под крышей Аллах не видит, - улыбнулся мусульманин и подвинул стакан к почти опустевшей бутылке.