Обо всем > Бар " Кровавая резня бензопилой в Ангельсе " 

Он.

Он Ее не знал
Уже стемнело, скучно равномерно гудел   на кухне холодильник, и монотонно капала из крана вода. Ему хотелось куда-то пойти, но что странно, идти Ему никуда не хотелось, хотелось с кем-то поговорить, но говорить было не с кем и никуда не хотелось звонить, хотелось что-то сделать, но делать ничего не хотелось. Он полистал несколько книг, пощелкал переключателем телевизора: на разных каналах пели знаменитости, ругались и оправдывались политики, разбивались машины, стреляли террористы. Но не найдя для себя ничего интересного Он их "отключил". Залез в холодильник, в котором одиноко красовалась полупустая коробка с маслом. Намазав им хлеб, Он, жуя, пошел в свою комнату, поднял трубку телефона, но, подумав, тут же положил ёё обратно. Он мог бы включить магнитофон, но тот смотрел на него давно оторванными проводами, а браться за паяльник Ему сейчас не хотелось. Положив недоеденный бутерброд на стол, Он пошел выключать свет, но спать, как и все остальное. Ему тоже не хотелось.
   Он долго смотрел на пламя свечи, не зная, кто, когда и зачем её зажег, да это было и не важно, он просто смотрел, и это ему нравилось. Казалось: никого и ничего больше нет, только он и эта маленькая горячая точка тихо пульсирующая в темноте. Она показалась ему его сердцем, которое, при желании, можно так же легко погасить, хватит только одного дуновения.
   Ему хотелась сберечь эту точку-сердце.   Но свеча предательски уменьшалась. С каждой минутой оставалось все меньше и меньше времени, и Он понимал, что свеча скоро погаснет. Ему хотелось смотреть на ее жизнь, а не смерть, ее последний вздох, когда она в последний раз, собравшись с силами, вспыхнет ярче всего, а после неизбежно умрет.
   Он закрыл глаза. Темно. Неужели бывает так темно? Но даже с закрытыми глазами Он видел белую точку. Точка начала расти и расплываться, в середине ее появилась черная точка, которая так же росла. Белая и черная точки медленно сменяли друг друга. Пятна, получившиеся от растущих точек, стали рассекать белые кривые линии. Замелькали красные и синие точечки. Точки зажужжали и, превратившись в пчел, полетели через зеленый луг в улей стоящий в саду. На лугу играли дети и пели птицы. К детям шла Она. Она была самой обыкновенной, но для Него она была самой лучшей. Она была мила и изумительна, нежна и, как Ему показалось, груба одновременно, на ее детском личике светилась милая улыбка, в ее глазах отражалось глубокое небо. В ней сочетались доброта и нежность ангела, и невероятная твердость характера. Почему-то ему показалось, что Она всегда и во всем бывает права.
   Он узнал Ее, Он никогда раньше Ее не видел, но почему-то сразу узнал. Ему захотелось побыть с ней хотя бы несколько минут. Поднявшись, что бы подойти, Он…проснулся.
   Сердца не было. Оно погасло.
   Почему-то ему стало легче оттого, что Он не видел, как это случилось. Он испугался, что кто-то так же уснет, когда тот кто-то будет Ему особенно нужен в Его последние минуты. Ему стало страшно и стыдно.

Она.
   Она его не знала.
Сегодня с самого утра подружка то-то целый день тарахтела. Она ее не слушала, но и не останавливала. Она просто думала про свое, а точнее ни про что, и, что б не обидеть подругу, ей постоянно приходилось поддакивать и утвердительно кивать головой. Солнце, не обыкновенно для октября, светило, почему-то особенно ярко, и также было на удивление тепло. За окном, медленно кружась, маленькой воздушной лодочкой спускался на землю ивовый листок, и Она смотрела на него с удивлением, словно впервые видела, как падают листья. Чириканье подружки все реже и реже доходило до ее сознания, да и что нового могла сказать Ей подружка, свихнувшаяся на посещении дискотек и добывании все новых и новых парней, с которыми она легко сходилась и, поплакав на Ее плече, с такой же легкостью расходилась, забывая на следующий же день даже имя своего вчерашнего „единственного и неповторимого”? вот и тогда она, подцепив очередного ухажера, во всевозможных красках рассказывала о его достоинствах, как всегда не видя никаких недостатков.
   Как и когда она уговорила Ее пойти погулять а потом затащила на дискотеку, Она не помнила, но вечер Ей очень понравился. Она даже не заметила куда подевалась подружка. Множество парней приглашли Ее на танец и Она подумала что не такая уж непревлекательная, какой казалась себе до сих пор. Многие предлагали провести Ее домой, но Она, подумав, отказалась абсолютно от всех предложений.
   Было весело. Дискотека закончилась, и она, забрав из гардероба свое пальто, побежала домой. Ей было все равно что был октябрь, лил дождь и было темно. Она быстро ступала босыми ногами в лужии. Поеживаясь от холода, кда-то шла. На улице небыло никого, не светили фонари и не проезжала ни одна машина. Домов было много, но лишь в одном единственном окне светилась   маленькая точка.
Она остановилась, подошла к окну и помотрела в него. Комната показалась Ей очень странной, но почему, Она не могла обьяснить даже себе. Она стояла и смотрела прямо на точку. От чего-то ей стало тепло, Она уже не замечала дождя, холода, луж и темноты и того, что она босая, Она видела только точку. Ей хотелось быть там. Она смотрела в окно на пламя свечи и Ей было уютно.
Пламя шаталось и пульсировало, росло и уменьшалось. Она не помнила, сколько так простояла, но готова была стоять здесь хоть годы, только бы смотреть на эту огненную бабочку. Но свеча уменьшалась.
Возле свечи, положив на руки голову кто-то спал. Свеча вспыхнула и погасла. Серо-голубой дымок тонкой струйкой поднимался вверх.
Она отошла от окна и по черному мокрому асфальту пошла домой. Дождь закончился, но Она не могда вспомнить когда. Наверное давно, потому-что волосы высохли, хотя пальто оставалось совершенно мокрым.
Прийдя домой, Она, сняв только пальто, дальше не раздеваясь залезла в кровать, накрылась одеялом и уснула думая о маленькой горячей точку в одиноком окне и о том, кто же это был около нее.

Оно
Оно себе нравилось. Оно стояло на полке и разглядывало себя в зеркале, которое висело на стене прямо напротив. Оно поворачивалось то одним, то другим боком, надувалось и выпячивалось, а все для того, чтобы лучше себя разглядеть. А так как Оно нравилось себе, то Оно размышляло: ”если нравишься себе, то должно равиться всем”. Оно любило нравится, оно думало что весь свет только то и делает, что пытается его увидеть, рассмотреть или, более того, дотронутся или взять автограф. И это тешило его самолюбие. Оно решило себя всем показать, но для этого надо было хотя бы слезть с полки. И Оно полезло.
   Слезть никак не получалось, ведь Оно стояло на полеке, а полка висела слишком високо, что б можно было с нее просто спрыгнуть. Немного поразмыслив на тему: темная полка или почет и слава, Оно решилось. Оно начало расскачиваться взад и вперед постепенно увеличивая амплетду. Оно расскачивалось все сильней и сильней и, наконец, упало. Оно летело и мечтало как взойдет на пьедестал, его увенчают лавровым венком, будут кормить самыми изыскаными блюдами, сладостями и фруктами. Оно уже видело как ему преподносят   всевозможные подарки и с торжеством и поклонами увенчивают дорогущей короной с миллионами драгоценных камей. Вруг Оно шлепнулось и все куда-то исчезло. Но ему повезло, Оно свалилось на небрежно   брошенные носки.
   Оно полезло к окну. За окном шел дождь, Оно повернулось, и увидело на столе свечу. Свеча показалась странной: маленькое, живое, дергающееся существо, которое светило и грело. Оно позавидувало, ведь Оно считало что Оно самое красивое и самое лучшее, в   общем самое-самое существо на свете и Оно решило таким и остатся а для этого нужно было погасить свечу.
   Оно влезло на стул, попыталось влезть на стол, но, подскользнувшись на оставленном бутерброде, шлепнулось на пол. Оно сильно ушиблось и даже разбило коленко и из раны выступила кровь. Кровь заблестела в лучах света и переливалась в свете всеми лучами радуги. Оно долго любувалось этими переливами и подумало что кровь – это самое красивое что есть в нем а значит, если поранится посильней, то из раны потечет много крови и ею можно будет обмазатися и заблестеть не хуже, а даже лучше самого пламени свечи. Оно поять полезло настол. „Наверне мне не везет” подумало   Оно, и, не удержавшись поять упало и разлилось в темную лужу.
   Оно было счастливо ведь тепер площадь тела была большой, а значит Оно было большим и красивым. Оно светилось и переливалось.
   Вдруг стало темно, сначало Оно обрадувалось, ведь тепер нет конкурента, и Оно однобудет такое красивое и все почести достануться только ему но, увидев что Оно больше не светится, заплакало.
   А вообще Оно здесь было совсем нипричем.

   Он не знал ее, Она не знала Его, они не знали друг друга.

Еще минуту назад он сидел у себя на кухне, освещенной слабым лунным светом, пробивавшимся сквозь занавеску, и смотрел на горящую свечу, но сейчас все было по-другому. Он сидел у себя на кухне, но это было уже совсем другое место: здесь не капала из крана вода, и не гудел холодильник. Здесь вновь горела свеча, как будто и не гасла. И здесь была Она. Где они находятся, и как сюда попали, они не знали, но это было и неважно. Они видели друг друга впервые, но, казалось, были знакомы всегда. Им не нужно было слов для разговора: каждый знал, о чем думает другой, и чем дальше заходила эта молчаливая беседа, тем больше они убеждались, что все происходящее, это не просто так. Какая то сила намеренно свела их, и разлучить их уже не могло ничто.
   Они были одинаковы. Лишь те некоторые отличия, которые они находили, на первый взгляд портили картину, но на самом деле эти отличия лишь дополняли их и сближали друг с другом, делали их двумя половинками одного целого, одной сущности, одной души…
   Раньше они, наверное, смогли бы существовать друг без друга как текст и музыка. Ведь текст, вполне мог бы быть самостоятельным стихом, а музыка была бы прекрасной мелодией, но не теперь. Вместе они были песней, разделить которую было бы ужасным кощунством. И пела эту песню их душа, одна на двоих.
   Вот так они сидели лицом к лицу, и в глубине души знали, что уже не расстанутся никогда.
   Знал Он.
   Знала Она.
   Знало Оно, которое тоже было здесь, хотя Оно здесь было совсем ни причем.
   Знала это и свеча, которая появилась здесь снова для того, что б все-таки соединить тех, кто при встрече не смог разглядеть самое главное.
   Они знали, что, если все это сон, и их ждет неминуемое пробуждение, то жить обычной жизнью, как было раньше, они уже не смогут. Они зависели друг от друга, и их разум навсегда останется в этом сне, где они сидят рядом, при свете свечи, которая уже никогда не погаснет.

Они.

Они не знали друг друга.
Светало.   Он поднял голову и посмотрел на часы и, отвернувшись, почему-то сразу же забыл который час. Он сам не знал почему, но во второй раз смотреть на часы не стал. Он поднялся и тотчас вступил в неизвестно откуда взявшуюся на полу лужу разлитых чернил. Даже не задумываясь над тем, как он будет потом все это отмывать, медленно пошлепал в ванную, открыл кран и, под журчание холодной воды, долго всматривался в зеркало. Зеркало ему показалось каким то другим, не таким как всегда, а точнее – оно отражало все наоборот. Шрам, которым наградили его еще в детстве, не на левой, а на правой стороне лица, а родинка, которая всегда сидела под правой бровей, перекочевала под левую. Там, в зеркале, было темно, а на столе горела свеча. Он обернулся, но свечи на столе не было, от нее остался лишь кусок воска. Он повернулся к зеркалу, в зеркале свечи уже не было тоже. Он хлестнул себя по лицу холодной водой. Голова прояснилась, но зеркало продолжало над ним издеваться: продолжало отображать все наоборот. Родинка и шрам по-прежнему продолжали оставаться на своих „неправильных”   местах.
Ему ужасно захотелось напиться, но проблема была в том, что Он никогда не пил, а поэтому в квартире не было ни капли спиртного. Так толком и не умывшись, но, хорошенько почистив зубы, Он пошел в спальную комнату. Его левая нога продолжала оставлять на полу чернильные пятна. Он оделся и… вышел из троллейбуса на нужной Ему остановке. Бродя бесцельно по улице, Он продолжал оставлять чернильные следы от левого ботинка.
Она зашла в магазин. Она не хотела сегодня ничего покупать, просто зашла в магазин. Примеряв на себя в начале синее, затем черное платье, Она решила, что зеленый цвет ей не идет, а вот красное платье с белой каймой по краям Ей бы очень подошло. Она примеряла платья одно за другим, потом перешла на туфли, а затем на шляпки, брючки, сарафанчики и шортики и так дальше и так дальше.   Как Она решила с самого начала, покупать Она ничего не собиралась, только примеряла. Потом, выказав свое недовольство о малом ассортименте товара и размеров, с гордым видом вышла из магазина и звонко рассмеялась. Она никак не могла придумать, что ей делать дальше, Она просто пошла.
Вода была холодной, но она не обращая ни на что и ни на кого внимания, выбирала из фонтана монетки, причем крупные Ее не интересовали. Она выбирала те, которые были меньше десяти копеек. Их набралось ровно столько, что б уместилось в двух Ее небольших ладошках. Она ссыпала их в карманы и, побрякивая, вприпрыжку побежала в парк.
Большой голубь с важным видом уселся на скамейку, прошелся вдоль нее, время, от времени поправляя на себе растрепавшиеся в полете перья, что-то клюнул и, отпружинив от скамейки, полетел дальше. Она долго смотрела на ночной полет и Ей вдруг вспомнилась ночная свеча, и этот голубь в небе был так похож на то пламя. Он так же был маленький, теплый и, главное, живой. Голубь трепетал в воздухе крыльями, а Ей хотелось, что б это продолжалось бесконечно.
Он шел по парку оставляя за собой чернильные следы и смотрел на голубя, который летел не так уж высоко. Он присел на скамейку, на которой сидела Она, и спросил:
-- Как дела?
Вопрос от незнакомого человека Ее совсем не удивил, Она как будто бы и пришла сюда, что бы его услышать.
-- Хорошо. – Ответила Она.
Они еще долго так сидели, ни о чем не разговаривая. Хотя голубь уже давно улетел, они все равно продолжали сидеть и смотреть в небо.
Стемнело. Зажглась фонари, и количество людей в парке стало постепенно уменьшаться. Вскоре в парке остались только они. Взошла луна и нежно им улыбнулась.
-- Ну, мне пора. Сказала Она, поднялась и, даже не посмотрев, с кем Она разговаривала и провела все это время, направилась домой.
Он посидел еще немного и также побрел домой. Но Он жил на другом краю города, а потому пошел в противоположную ей сторону. Он даже не обернулся, что б посмотреть, кто это была Она.
Он шел по давно опустевшим улицам скупо освещенными уличными фонарями, споткнулся, упал и подумал:
-- Зачем я есть я?
Он вошел в квартиру, разделся и, не включая свет, вошел в комнату. На столе горела свеча. Он долго смотрел на пламя свечи не зная, кто, когда и зачем ее зажег, да это было и неважно, Он просто смотрел.

сори, последние два поста поменять местами

эх, хорошооо:)
А самое главное, что оно здесь совершенно ни при чём:))

* думает * Куда катиться мир, и почему я такой злой :). ZLoi Ed

> и почему я такой злой

придумал? и почему же?:)

> придумал? и почему же?:)


> ZLoi Ed старый перс:) ,

> хмм это к чему в баре ?

мдааааа.точно читальный кружок.*разгружает ящики с пивом*

> Allegri_N

а про ангела мне понравилось.остальное пока читать времени нет=))

АУ где вы??

> АУ где вы??

да здесь, здесь..*приоткрывая один глаз и ворочаясь в кресле*   Чё раскричался?:)

Уже тут)Привет всем)

> да здесь, здесь..*приоткрывая один глаз и ворочаясь в кресле*
>   Чё раскричался?:)

мну алкоголь привёз=)
> Уже тут)Привет всем)

ну как бутербродик?=))

> серафим хаоса

Приветики, братишка!!! *залитает в комнату*
Я на минутку. Увидишь моего папочку, передавай привет.
*цылует в щечку, убегает*

> Приветики, братишка!!! *залитает в комнату*
> Я на минутку. Увидишь моего папочку, передавай привет.
> *цылует в щечку, убегает*

*стоит в шоке*что это было!?

> серафим хаоса

Намана)Последствий не было))

> мну алкоголь привёз=)

*вскакивает с кресла* Где?!

> Привет всем)

и вам здрасьте:)